Рассказ "Рог изобилия"

Рог изобилия
- Люди вы грамотные, - сказал на утренней планерке директор заповедника. - Помните: у зубров и оленей начался гон. В соседнем лесничестве благородный олень запоров лесника.

На смерть. Комментариев, по-моему, не нужно.

«Безграмотным» здесь, среди работников заповедника, был только я один.
- Николаю я поручаю товарища московского корреспондента, - сказал директор и снова повторил: - Комментариев не требуется

... Во дворе в правление нас ждали две оседланные кони. Седла Николай бережно покрыл старыми ватниками.
- Помочь? - Спросил меня.
- Не надо. Попробую ...

Когда хотят подчеркнуть практическую беспомощность человека, говорят о его «книжной учености», «книжных знаниях" ... Предстояло решить, достаточно одних этих знаний, чтобы самостоятельно удачно сесть на коня и не слезать с седла весь день до глубокой ночи. Я должен был сопровождать инспектора-охотоведа Николая Сидоренко в его обычном объезд территории Сары-Челекский заповедника в горной Киргизии.

Итак, мне надо было благополучно забраться в седло, пользуясь книжными сведениями по данному вопросу.

Во-первых, я понимал, что не должен бояться лошади.
- Лыско, - сказал я и похлопал его по физиономии.

Лиско при этом зло прижал уши и мотнул головой. Кажется, он не одобрял фамильярности.

Я зашел слева, слегка натянул повод и, подумав, устранил в стремя ногу - левую-правой же оттолкнулся и перемахнул через круп. Лиско дернулся, но я (как написано где-то - не в «Тихом
Доне» ли?) Уперся носками в стремена и дернул на себя привод.
- Не вверх тяни, - посоветовал Николай, - а прямо - к животу.

Вот мы с Николаем и стали на «ты».

Он взобрался в седло точно так же, как я, - только быстрее, без раздумий, - и обе наши лошади отправился по битой дороге вдоль реки Ходжа - Ата - вверх, в горы.

Не стану описывать этот десятикилометровый путь, чтобы не утомить вас так же, как устал я сам. Многие, наверное, интересного было во все стороны, но я очень был поглощен верховой ездой и памятав только одно, - читаемые в книгах, что бы жаловаться можно, что первое достоинство мужчины - терпение и мужество, мужество и терпение ...

Дорога тем временем становилась все круче-уже она не шла прямо в гору, а вилась осторожным серпантином-уже белые домики поселка завиднелись внизу, как на блюдечке, а скалистые, покрытые кое-где снегом отроги приблизились, выросли и уже не казались такими розовыми и приятными, как снизу. Что-то в них чувствовалась любознательные, непоколебимое, отчего и я почувствовал себя упрямее, веселее и толкнул под брюхо лошади каблуками.

Лиско, кажется, воспринял это как должное. Я понял, что ему можно довериться. Он переступал осторожно, ища копытом надежный камень.

Не заметил, как кончилась дорога. Лошади, напрягаясь, шли с камня на камень, точно под-
нимаясь крутой лестнице. Справа обрыв и слева тоже. Мы двигались прямо по гребню. Вровень с нами, поодаль, на неподвижно раскинутых крыльях парил гриф.
- Опять кому-то не повезло, - сказал Николай, вернувшись в седле. - Зимой здесь кабан сорвался, так эта тварь, - он кивнул на гриф,-так же вот висела ... Падаль слышит.

Оправе гор
- Ну, - сказал Николай, - как тебе наше хозяйство? ..

Почти вся территория заповедника лежала у нас под ногами.

... Она составляет почти двумстам сорока квадратных километров. По площади, и по конфигурации, заповедник подобный крошечном европейском государстве - княжеству Лихтенштейн в Альпах. Напоминает брошенный в Мижгири резной кленовый листе четким разветвлением прожилок. Вглядитесь - и вы увидите, что никакой хаотичности и случайности в их сплетении нет: тонкие жилки, соединяясь, образуют большие, а все вместе они сливаются в главный черешок, который длится за рубежом листа и крепится к бегству.

Маленькие прожилки - это ручейки, ручьи и речушки впадают - каждый и каждая по своей собственной долине, или, как говорят в Киргизии, Саю - в главную реку заповедника, которая, как вы помните, называется Ходжа-Ата, то есть, если перевести на русский, «Святой отец».

Так вот, Ходжа-Ата - это как бы черенок, ось всей заповедной территории. Начинается она в ледниках на севере заповедника, протекает почти строго посередине по всей его длине и где-то за южным краем «кленового листа» крепится к «бегства» - реке Афлатун-и, в свою очередь, сливается с Карасу, последняя - с Нарын - мощной ветвью голубого среднеазиатского древа, ствол которого - мощная Сырдарья ...

Мы со своей поднебесной каменного Пятачка видим очерченные снежными хребтами и голыми отрогами границы заповедной территории. Здесь, в горах, одним взглядом осматривает менее пять климатических поясов: от теплого до полярного. У подножия снежных пиков, в Мижгири, раскинулись вьющиеся светло-зеленые леса - уникальные, единственные в мире. Нигде больше на планете не растет так свободно грецкий орех вперемешку с алычой, дикой яблоней ... Темно-зелеными свечами стоят среди пышного орехово-плодового леса суровые тянь-шаньские ели ...
- Ну, - сказал Николай, - это еще не все. Ты вон куда ни глянь ...

здесь далеко внизу в оправе гор вдруг развернулось передо мной сказочной страницей - как
Гриновский сверкающий остров из драгоценных камней посреди моря, как мираж, расцветить пустыню, возникло передо мной оно - синее-синее озеро Сары-Челек. (Если вы увидите на цветной фотографии это озеро, то не поверите, что фотограф не подрисовать цвет-брал ладони воду - она ??и тут сохраняла свою хрустальную синеву. Пусть объяснят физики-оптики такое совершенное преломления лучей в таком малом объеме воды.)

Короче, с первого взгляда я был покорен. Уж я был не я, а сказочный витязь на сказочном же лошади. Николай тоже был витязем, а вместо дырявых ватников на седлах у нас лежали ткани принцессами попоны. Все могло быть реальностью, все могло сбыться, ничто еще не познано, «в мире есть много таких вещей, друг Горацио» и так далее ...

Встреча
Спускаться, однако, мы стали не до озера, а по противоположному склону. И вскоре фантастическая синева исчезла за гребнем.

, Недавний головоломный подъем был еще не худшим из испытаний. Лошади почти садились на круп, копыта их скользили по камням. Для равновесия приходилось откидываться далеко назад, почти ложиться на спину, упираясь в стремена.

Но вскоре склон стал положе, уже выпирали не голые камни - на них держалась грунт. И, значит, появилась трава, а дальше - и кустарник. И какое-то подобие тропы повело вниз, до границы леса.

Я говорю «подобие», потому тропа эта не вилась удобным для человека спуском, а шла почти прямо сквозь заросли и дальше, когда мы вступили под полог леса , вдруг ныряла под низко-растущие ветви, так что едва можно было усидеть в седлах.

Впереди зазвенел ручей. А когда мы приблизились к нему, раздались и другие, непонятные мне звуки-какое-то чавканье, повизгивание и бултихание.

Тропа выводила прямо к ручью, пересекала его и поднималась по противоположному склону. Выше по течению бежала чистая, небесно-голубая вода, а вот место пересечения были форменной болотом - сплошная полужидкая грязь ...

Николай впереди остановился, предостерегающе поднял палец. Я осторожно приблизился к нему. В нескольких шагах от нас, прямо посреди болота, блаженно растянувшись, валялся опытный кабан. Он примащивался удобнее на одной стороне, потом переворачивался на другой, все время выпуская от удовольствия негромкое, достаточно нежное повизгивание, так что даже удивительно было, как звуки могут исходить от этого грубого, мощного тела.

Лошади стояли совершенно неподвижно, неподвижные были и мы, даже затаил дыхание, чтобы не потревожить идиллии. Кроме того, ветром несло на нас, и шум ручья заглушал незначительные звуки. Минуту, наверное, было спокойно.

Здесь Лиско фыркнул и мотнул головой. Кабан мгновенно напрягся и вскочил на короткие ноги. Он стоял мордой к нам и, казалось, должен был броситься в нашу сторону - некий живой танк пудов на десять с белел на грязном рыле клыками ...

Зверь принюхивался-видеть нас он не мог: мы были выше поля его зрения-кабаны, как известно, голову поднять не могут.

здесь ветер зашел от нас. Кабан развернулся мгновенно, коротко хрюкнул и понесся вверх по противоположному склону. Откуда-то из кустов, не замеченные нами ранее, выскочили еще несколько кабанов помельче и бросились, вытянувшись по тропе, вслед за вожаком.

Тут стало понятно, что прямо пробиты тропы, по которым мы спускались, тоже были кабаньи.
Здесь, у этой природной купальни, все стволы деревьев внизу были вытерты их боками и вымазаны грязью. Ниже по течению ручья вода была совершенно мутная: лошади потянулись было к ней, но пить не стали.
- Испорченный звериные водопой, - недовольно сказал Николай. - Все изгадил, свиньи.

Следов на мокрой земле было множество, и все, как мне казалось, одни кабаньи: копытца-поменьше или более.
- Косули это, - пояснил Николай. - След кабана труднее, копыта у него раздвоены ...

Обед в седле
Ручей повернул налево, а мы, следуя звериной тропе, углубились в чащу леса.

И тут я в полной мере оценил преимущества езды на лошади. Прямо перед глазами у меня клонились ветви грецкого ореха с плодами в зеленой кожуре, однако совсем спелыми. Пахнет йодом кожура разваливалась на моей ладони, едва я срывал орех, и он оставался в моей руке чистый и голенький. Я раскусывать его и выбирал несколько горьковатое влажное ядро, которого никогда не ел городской житель, которому орех достается уже мертв и высушен.

Закусывал я, конечно, яблоками. От них мало не ломились ветви вокруг. Да, это был дичок, мелкие и покислее культурных сортов, но вполне съедобный и даже, на мой вкус, приятный.

Изобильнее всего росла здесь алыча. Спелые ягоды свисали гроздьями - желтыми, красными, черными ... С сизым налетом и без, большие и мелкие ... Кажется, не найти было двух деревьев одного сорта.

И это неудивительно. Здесь, в орехово-плодовых лесах горной Киргизии, насчитывают чуть ли не сто тридцать видов деревьев и кустарников - два-три раза больше, чем, скажем, в прославленной разнообразием Уссурийской тайге. Тысячи тонн грецкого ореха, яблок, алычи, сотни тонн благородной фисташки могут дать эти леса. Сегодня значительная часть потребляемых в стране фисташки и ореха экспортируется из-за рубежа. И за древесину грецкого ореха тоже расплачиваемся золотом. А она незаменима для отраслей деревообрабатывающей промышленности.

Находятся горячие головы, которые предлагают на первый взгляд разумнее: давайте брать. Побольше. Обеими горстями.

Сорта грецкого ореха всюду одна - и в лесу, и в саду. Однако в саду можно собрать три, пять раз, десять раз больше плодов, чем в лесу. В саду ореха свободнее, крона его пространные, шире, правильно сформирована. Плод, падая на землю, не теряется в кустарнике и зарослях травы. Здесь возможна машинная обработка почвы, внесение удобрений, борьба с вредителями ...

Так что же, окультурить уникальные орехово-плодовые леса? Проредить их? Расчистить подлесок? ..
- Есть такие предложения.

Нет - отвечают другие, более дальновидные ученые, и среди них работники заповедника. Если бы мы собирали всякий год даже полный, максимально возможный урожай в орехово-плодовых лесах, он заключал бы незначительную часть их действительного богатства. Это - огромный природный накопитель влаги главного сельскохозяйственного ареала всей Средней Азии - Ферганской долины.

Стык Ферганского, Атойнакского и Чаткальский хребтов создает гигантскую ловушку для тяжелых влажной облаков. Здесь они проливаются дождями. Не будь лесов, дожди эти скатывались бы мгновенными паводками, принося разрушения, но не успевая насытить землю, только смывая плодородный грунт. Леса регулируют этот сток, и ручьи здесь, сливаются в реки, полноводные почти в любое время года. Влага же, наряжаются в разрыхленную корнями почву, выклинивается в виде ключей за десятки километров отсюда. Она не испаряется зря.

Вот где зарождается плодородие всей Ферганской долины! ..

Ученые Сары-Челекский заповедника ведут ежегодный «Летопись природы». Казалось бы, разрозненные факты и фактики - когда деревья сбросили листву, когда снова оделись ней, когда наступила пора цветения, погодные условия ... - Все это за десятилетия состоит в яркую, живописную, а главное - широкую и целостную картину.

Флора - лишь часть природного комплекса. В «Летописи» фиксируется и многое другое: когда те или иные животные выходят из нор, когда появляются у них детеныши, какое меню для данного вида лучше ... Здесь пишутся научные работы - «Копытные Сары-Челекский заповедника», «Медоносы орехово-плодовых лесов», «Динамика численности поголовья грызунов и хищников" ... - и носят они отнюдь не академический характер. Если зверь хорошо в лесу, то хорошо и самому лесу.

Миллионы лет эволюции создали прекрасную гармонию природы. Почти всюду мы нарушаем ее грубым, неосторожным прикосновением. А работники заповедника - благородные хранители этой нетронутой здесь гармонии - так сказать, эталона, который служит непременным «точкой отсчета» во всех наших экспериментах с живой природой. И хорошо бы как можно ближе держаться к этому «эталона».

Вот где следовало бы быть нетронутом человеком библейском раю - во фруктовых лесах горной Киргизии. ли не этим розовым дички яблоком должен был бы угощать Змей интересную Еву? ..

Впрочем, это и был рай - для всевозможных зверей. Лошади наши шли по брюхо в высохшей, однако густой? траве. Повсюду здесь кипела скрытая жизни, угадывалась нами по шевелению этой травы, за доносились шороха.

Там, где расступались деревья, их место занимал густой кустарник, такой высокий, что только наши головы выглядывали поверх него. Лошади ступали НЕ прямо: они каждый раз обращали по невидимым? нам звериным тропам.
- Где-то здесь должен быть тигр, - вдруг сказал Николай.

Николай рассказывает ...
- Да, здесь бы непременно должен быть тигр. Он и был здесь когда-то - в начале века. Затем его выбили. А я бы завез сюда парочку иранских или уссурийских. Кабанов для них достаточно. В заповеднике запрещено держать собак - и это правильно: собака - животное домашнее. А вот если завелись волки, то, значит, они и должны быть.

В природе все разумно устроено: вредных животных быть не может. Это для человека хищник вреден: домашний скот режет, а в природе без хищника нельзя. Он словно тонус жизни дает, другой звериные избалованы не позволяет.

Есть предел, выше которого на данной территории звериные тесно. И мрет оно - или от бескормицы или от эпидемий-встречаются часто - заражаются друг от друга. Больной зверь дольше живет, чем ему положено, заражает все вокруг. И тут вот хищник, как человеку врач, нужен. Как санитар, точнее. Как вибраковщик.

В том, по-моему , и смысл заповедника, здесь пансионат для животных, а природный комплекс. Наш заповедник должен по плану составить столько-то тонн орехов - вот и собираем. И дикие яблоки возим на консервный завод, и алычу ... А зимой кабанов кукурузой подкармливаем . И не знаем, сколько их здесь расплодилось, если не нарушать ничего, данного природой.

Когда кабану нашей подкормки не хватает, он в поселок спускается. Мы от него сады решеткой обносит, стволы колючкой обвязуемо . Но его, голодного, разве остановишь? И отстрелом приходится регулировать численность кабана: расплодилось его здесь множество. Разве это правильно?

Выше, в ледников, снежный барс завелся - и козероги чувствуют себя отлично ...
Природе, скажу я тебе, довериться нужно: в ней все выверено тысячелетиями. Разрушить же недолго - сразу нельзя. оно будет гладкая, вытоптанная планета, залита асфальтом, с бетонными столбами вместо деревьев.

Пусть не везде, но должны быть места на земле, неприкосновенны для человека! ..

«Дикобраз»
Тем временем мы въехали на широкую поляну, покрытую вываленными желтой травой и пометом.
- Ну-ка, - улыбнувшись, сказал Николай, - чье это безобразие

поковырял «безобразие» палочкой: непереваренные косточки алычи, яблок, раздавлена? скорлупа орехов ...
- Кабан, - уверенно сказал я.
- Подумай, - предупредил Николай.

задумался. Елене и косули орехов не едят, на барсука не похоже, так и на дикобраза - тоже ...
- Кабан, больше никому ...
- Нет, кабан - чистый вегетарианец. У него кишечник длинный, все переваривается. А это десерт хищника ...
- Хищника?. .
- А мы с тобой кто - не хищники? Вот и медведь - он вроде человека: все ест.

Ветвистая яблоня на краю поляны была сломана посередине.
- Его работа , - показал Николай. - Хозяина ...

Медведь орудовал здесь недавно. Еще ничуть не привяли листьев, сломлен ствол еще сочится. Здесь же, среди утерянных медведем яблок, я подобрал черно-белую иглу дикобраза длиной с вязальные спицу.

Владелец этого грозного украшения был, кажется, рядом: кто-то, шурша пробирался в кустарнике. Николай принюхался.

- мускусом пахнет,-отметил он. - Барсук , не иначе.

Я впервые видел, как человек ищет зверя по запаху. Николай шел быстро и уверенно, хотя в кустах уже все стихло. Борсук не надеялся на такой совершенное обоняние охотника и затаился.

Вскоре мы увидели зверя. Он пустился бежать со всех ног, уже не заботясь о конспирации. «Из всех ног» барсуки бегут не очень быстро - переваливаясь-я легко догнал его. Попробовал схватить за шиворот. Барсук на бегу повернул голову и огрызнулся. Я машинально отдернул руку.

Мы бежали что называется «ноздря в ноздрю». В какой-то момент я уже коснулся жирного холки-барсук снова зло огрызнулся и вдруг исчез среди травы. Я раздвинул ее руками и увидел широкий вход в нору. В азарте охоты я попытался сунуть туда руку, но Николай вовремя остановил меня.
- Чужой дом - чужая крепость, - мягко предупредил он.

В сумерках
Уже темнело, и мы двинулись к лошадям. Нам нужно снова выйти на кабаньи тропы и там устроить ночную засаду: Николай обещал мне представить своих диких животных в само трудовое для них время - ночью.

Лиско полностью признал во мне своего хозяина, и я сел в седло без приключений.

полной темноты мы пытались выбраться из леса. Лошадей, однако, пришлось пустить шагом: они уверенно пробирались среди уже плохо различимых стволов и ветвей, не всегда, впрочем, заботясь о всадника. У Николая сбило форменная фуражка, и мы долго разыскивали ее на земле, я ссадил себе щеку ...

Это был уже не солнечный дневной лес, а сумеречный - вполне дикий.

Наконец мы выбрались на опушку. Этаж травы и кустов она была залита молочно-белым туманом. Николай, который ехал впереди, казалось, погрузился по пояс в воду.

Внезапно конь его прянула в сторону. Николай быстро спешился, и теперь только голова торчала из тумана.
- Послушай, - тревожно сказал он,-тут метеобудки стояли ...

. .. Решетчатые метеобудки валялись на земле. Они были проломленные будто обухом топора.
- Хозяин поработал, - сокрушенно сказал Николай. - За ульи принял.

Устраивать здесь ночную засаду было глупо: медвежий запах отпугнул бы любого другого зверя. Но у Николая было в запасе одно, как он выразился, «тепленькое местечко» в урочище Чоголой, и мы двинулись прямо туда.

Ехали по поляне, без приключений. Черно было так, что забывалось другой раз, с закрытыми глазами едешь или с открытыми. Я полностью доверился своему Лиско, немного придерживал поводья. Он шел шаг в шаг с впереди идет конем. А как ориентировался сам Николай, я не знаю.